— Кто же этот незваный гость? — в наступившей тишине спросил задумчиво Шубин. — Откуда он?
— Мы не знаем, кто он на самом деле. — ответил сотрудник СКР привычным тихим голосом. — Он проходит по нашей службе только потому, что воспользовался для проезда в страну каналом одной разведки. В виде платы за услугу он выполнил для них две передачи с оказией — в Ростове и Волгограде. Мы ждали его в обоих местах — а он, похоже, не удивился и не огорчился этому. Чужие провалы его не волнуют.
— Может быть, это ваш клиент? — спросил Шубин Нестеровича. — Для меня это важно. Шпионы и террористы — две большие разницы, как говорят в Одессе... Я не хочу рисковать своими людьми.
— Ходжа принял план «Вирус». — пожав плечами, невпопад сообщил Нестерович. — Содержания выцарапать не удалось. Они съели нашего резидента.
— Как съели?! — удивился контрразведчик, достав большой платок и утирая лоб.
— Программу нашли и стерли. — уточнил капитан. — А вот «Гранит» уже реализован. Сто девятнадцать погибших, слыхали?
Они помолчали.
— У меня нет сведений о курьерах по террору. — Нестерович наконец-таки ответил на вопрос Шубина. — Им просто некуда ехать. По Питеру в настоящее время не вскрыто ни одной мало-мальски серьезной организованной тергруппы... Может быть, гражданин Рустиани даст нам их?
— Если их есть у него, — невесело пошутил заместитель начальника ОПС.
— В любом случае — вся надежда на ваших разведчиков, Сан Саныч. — тихо сказал Нестерович. — На ваши пехоту и кавалерию...
Кира стояла в прихожей и, склонив голову набок, рассматривала свое лицо в зеркало.
Счастливые женщины в день рождения не изучают свою внешность с утра пораньше.
По крайней мере, так тщательно...
— Дураки твои начальники! — сказал ей муж, выглядывая из ванной и роняя с помазка хлопья пены на линолеум коридора. — В такой день должны были отпустить!
— Тридцать восемь — не бог весть какая радость. — вздохнула Кира.
— Тридцать девять. — педантично уточнил муж. — Давно тебе говорю — переходи к нам на фирму. Хоть семью бы обеспечила — при твоем трудолюбии и настырности…
«Ты-то почему не обеспечил?» — хотела спросить Кира, но вспомнила про свою постылую женскую мудрость и смолчала.
— Предки, не ссорьтесь! — просипела дочка, выйдя в пижаме и тапочках, с обмотанным теплым шарфом горлом.
Она, привстав на цыпочки, ткнулась горячим носом в Кирину щеку, шепнула на ухо:
— Мамулька, удачи тебе!
В который раз показалось Кире, что девочка говорит не просто так, а с особым смыслом.
— Ты опять берешь второе пальто? — спросил муж. — Зачем?
— Папочка, раз мама берет — значит, ей нужно! Мы же тебя не спрашиваем, зачем ты опять положил в карман штопор!
— Я? Штопор? — фальшиво изумился муж. — Не семья, а шпионы какие-то!
Он не рассердился и не обиделся. Он очень любил и дочку, и жену, и был совершенно незлобивым, но слишком мягкотелым человеком.
На углу квартала Киру, как обычно, поджидал в машине Старый.
Принял пальто, достал с заднего сидения букет роз. Кире приятнее было глядеться в его темные сонные зенки, чем в зеркало. Она ехала, спрятав в букет лицо, прикрыв глаза, вдыхая сладкий аромат, и думала, что, в целом, все не так уж плохо.
Когда оптимисту кажется, что хуже уже некуда, пессимист знает, что может быть гораздо хуже…
Они подобрали Кляксу на Литейном.
Капитан стоял на остановке, маленький, неприметный, в кепке, упрятав нос в воротник стоечкой, сменный ватник держал под мышкой. Со стороны Зимородок напоминал короткий крепкий гвоздь.
Сел, поздоровался, удивился:
— Цветы? Молодец! Для вокзала отличный элемент оперативной маскировки! Пойдешь первой, на перрон. Встречать дорогого гостя...
Разумеется, Костя Зимородок позабыл обо всем на свете, кроме предстоящей операции.
Кира, улыбаясь, немного понаблюдала за ним в зеркало заднего вида. Иногда он ей нравился, но чаще раздражал служебным педантизмом.
«А может, я просто завидую его жене?» — подумала она.
Перед собой она предпочитала быть беспощадно правдивой, до самооговора.
Зимородок в ее прекрасных, насмешливых глазах был прост, как правда.
Миша Тыбинь — другое дело.
Была в Старом какая-то темная, пугающая и манящая сила. Не всегда могла Кира угадать, как он поступит, а несколько раз он выкидывал фортели, с ее точки зрения необъяснимые и даже оскорбительные. Он был тем, что женщины называют ласково «эгоист», понимая под этим самые противоположные вещи.
По Невскому они подъехали к площади Восстания, приткнулись на стоянку у Московского вокзала.
Дежурный милицейский наряд, свято блюдущий интересы подшефных "отстойщиков<Отстойщик — таксист или частник, работающий на постоянном месте у вокзала.>" сунулся было прогнать нахального пришлого «чайника», но тотчас как из-под земли возникло прикрытие в усах и форме майора МВД, и парой ласковых фраз, приправленных для убедительности матерком, отогнало от постовой машины не в меру ретивую службу.
В организации дела чувствовалась рука Сан Саныча.
Вскоре и его вкрадчивый голос раздался в салоне:
— Старших групп попрошу на циркуляр — по порядочку.
— Первая есть! — пробасил Баклан. — На Старо-Невском.
— Вторая на месте! — со смешком отозвался Снегирь. — На Гончарной.
— Третья — подъезжаем! На Лиговке затор, — виновато крякнул Сим-Сим, большой спец по замкам и сейфам.
— Четвертая — на месте, у вокзала, к работе готовы. — сосредоточенно доложил Клякса.